Неточные совпадения
А игра в
войну у молодых людей, в рекреационное время, или там в разбойники — это ведь тоже зарождающееся
искусство, зарождающаяся потребность
искусства в юной душе, и эти игры иногда даже сочиняются складнее, чем представления на театре, только в том разница, что в театр ездят смотреть актеров, а тут молодежь сами актеры.
Что же такое тогда
война с ее неизбежными смертями и все военное
искусство, изучающее лучшие способы убивать?
Войны великого короля не только не задержали прогресса
искусств и наук, но даже, напротив того, как будто помогали и благоприятствовали их преуспеянию».
Но все это, по сознанию самого же г. Устрялова («Введение», стр. XXIX), «нисколько не изменило нашей системы
войны: мы ополчались по-прежнему, сражались по старине, нестройными массами, и царь Феодор Алексеевич откровенно сознался Земскому собору, что даже турки превосходили нас в воинском
искусстве».
Привыкая ко всем воинским упражнениям, они в то же самое время слушают и нравоучение, которое доказывает им необходимость гражданского порядка и законов; исполняя справедливую волю благоразумных Начальников, сами приобретают нужные для доброго Начальника свойства; переводя Записки Юлия Цесаря, Монтекукулли или Фридриха, переводят они и лучшие места из Расиновых трагедий, которые раскрывают в душе чувствительность; читая Историю
войны, читают Историю и государств и человека; восхищаясь славою Тюрена, восхищаются и добродетелию Сократа; привыкают к грому страшных орудий смерти и пленяются гармониею нежнейшего
Искусства; узнают и быстрые воинские марши, и живописную игру телодвижений, которая, выражая действие музыки, образует приятную наружность человека.
Он был мудрый Полководец; знал своих неприятелей и систему
войны образовал по их свойству; мало верил слепому случаю и подчинял его вероятностям рассудка; казался отважным, но был только проницателен; соединял решительность с тихим и ясным действием ума; не знал ни страха, ни запальчивости; берег себя в сражениях единственно для победы; обожал славу, но мог бы снести и поражение, чтобы в самом несчастии доказать свое
искусство и величие; обязанный Гением Натуре, прибавил к ее дарам и силу Науки; чувствовал свою цену, но хвалил только других; отдавал справедливость подчиненным, но огорчился бы во глубине сердца, если бы кто-нибудь из них мог сравниться с ним талантами: судьба избавила его от сего неудовольствия.
Но ни
Искусство, ни Природа не могли защитить их — и сия
война ознаменовалась для славы нашей двумя, чудесно смелыми и счастливыми приступами.
Вся сложная, кипучая деятельность людей с их торговлей,
войнами, путями сообщения, наукой,
искусствами есть большей частью только давка обезумевшей толпы у дверей жизни.
Гордые преданиями, эти старинные тактики не хотели допустить никаких нововведений в военном
искусстве и твердо держались правил Семилетней
войны. Лазаретов и магазинов в армии было мало, а между тем, обозы с ненужными вещами генералов и офицеров затрудняли движение армии; редкий из офицеров имел одну лошадь; один офицер возил с собой фортепьяно, другой не мог обойтись без француженки. Такая-то армия с криками «побьем французов» выступила в поход.
Но никто не откажет ему в великом
искусстве приготовлять
войну, улучать для нее время и пользоваться им; а это стоит личной отваги и славы знаменитого полководца.
Денис Давыдов своим русским чутьем первый понял значение этого страшного орудия, которое не спрашивая правил военного
искусства, уничтожало французов, и ему принадлежит слава первого шага для узаконения этого приема
войны.
Его «
война» с Трубецким есть своего рода орловская эпопея. Она не раз изображалась и в прозе, и в стихах, и даже в произведениях пластического
искусства. (В Орле тогда были карикатуристы: майор Шульц и В. Черепов.) Интереснее истории этой «
войны» в старом Орле, кажется, никогда ничего не происходило, и все, о чем ни доведется говорить из тогдашних орловских событий, непременно немножко соприкасается как-нибудь с этой «
войной».